В Москве 5 июля от инсульта умер заведующий отделением ортопедии и сложной травмы в Московском клиническом научном центре имени А.С. Логинова, кандидат медицинских наук, врач-ортопед Григорий Федорук. Медику было 44 года. Он поставил на ноги тысячи людей, помог многим спортсменам вернуться в профессию.
Один гудок — и он снимает трубку
Екатерина Слезкина, друг
Мы знакомы около 17 лет, он всегда был в курсе всех моих дел, всячески опекал меня.
Я очень долго находилась в клинике, была очень сложная ситуация. Он приходил в нашу палату к своей пациентке, а меня вел другой доктор. С этого началось наше общение. Он зашел в палату к своей пациентке, посмотрел ее, повернулся ко мне и спросил: «Ты такая-то?» Я говорю: «Да» — «А что, умираешь что ли?»
Он всегда с юмором разговаривал, был очень позитивный человек.
Мне так смешно стало. Я говорю: «Ну вроде того». А умирала я больше от уныния, от того, что 7 месяцев в больнице и все не очень удачно складывается.
— Кофе хочешь?
— Хочу.
И он принес мне кофе с печеньем, с какими-то пирожными, мы посидели, поболтали. О чем бы он ни говорил, всегда у него была немного проповедь, он был очень верующий человек и всегда говорил через призму веры и Бога.
«Что, унываешь? Не унывай. Хочешь, я тебе принесу Григория Паламу почитать?» — спросил он.
И он действительно приносил книги почитать, мы много просто по-человечески общались. Он рассказывал какие-то смешные истории все время.
Это был невероятно открытый миру человек. Для меня он был примером истинного, настоящего православного человека. С невероятной открытостью он очень любил и жалел людей и при этом не жалел себя. Всегда с телефоном, всегда отвечал на какие-то звонки.
Такое ощущение, что он спал с телефоном, что телефон всегда у него в руке. То есть один гудок — и он снимает трубку. «Что случилось?»
Он приезжал работать в клинику по субботам. Меня приглашал в ординаторскую, давал ноутбук и сажал смотреть фильмы. А сам у себя в кабинете принимал пациентов.
У него любимый фильм был «Мимино», он очень часто его включал. Он говорил, что для него это очень православный фильм, что-то такое он там для себя видел про любовь к людям.
Так мы стали дружить.
Потом он уезжал в Африку, мы переписывались, он присылал письма и фотографии.
Я посмотрела сегодня переписку. «Здесь все неплохо. Я опять упражняюсь в экстремальной хирургии, да притом по нарастающей в объеме экстрима. Буду делать артроскопию лапароскопом. Это примерно то же, что возить бетонные плиты на велосипеде. Посмотрим, как пойдет. Пиши».
У него всегда находилось время писать, и из Африки, и из Бирмы — изо всех командировок раз в неделю, но какое-то сообщение прислать.
Он был в жизни у многих. У него было огромное количество друзей, и он со всеми умудрялся находить время поддерживать связь. То есть он ее не терял, это была исключительно его заслуга. Потому что все со своими делами, проблемами, не всегда есть время. Он всегда для всех находил время, всегда кому-то писал, звонил, был со всеми на связи, находил доброе слово, поддерживал. Невероятно позитивный человек.
Я не знала, что он болел, он ничего мне не сказал.
В прошлый понедельник, 29 июня, он мне звонил: «Как у тебя дела? Куда ты пропала?» Я даже ни по голосу, никак вообще не поняла, что он болен. А он не рассказал ничего.
Он сказал: «Я тебе завтра наберу, жди звонка». И все, больше не позвонил.
Я знаю его разным, но запомню человеком невероятно щедрым. Щедрым и очень любящим и жалеющим людей. И веселым.
У него всякое в жизни бывало, то бабушка болела, то какие-то проблемы в семье были, но он никогда не жаловался, не унывал, все время жил с упованием и верой в Бога.
Он со всеми своими пациентами всегда был на связи. К нему приезжали люди после операций, он смотрел, консультировал. Никого никогда не бросал. Это такая удивительная вещь. Всегда было ощущение, что тебя не бросили, о тебе помнят, тобой занимаются. Для меня это чудо, потому что такого участия очень мало. Он включался в жизнь человека, оставался в его окружении, в его жизни. Всех помнил. Всех. Удивительный человек. Я пока не знаю, как без него жить. Таких больше нет.
Он постоянно находился в состоянии перегрузки
Игумен Нектарий (Морозов)
Мы познакомились в юности, оба занимались борьбой. Наше знакомство состоялось в 1992 году на тренировке, когда Гриша мне повредил колено. Впоследствии он стал как раз специалистом по операциям на суставах.
Вновь мы уже увиделись, когда он уже был состоявшимся врачом, заведующим отделением малоинвазивной хирургии в ГКБ №13. И в мои приезды в Москву, и в его приезды в Саратов мы довольно регулярно общались.
Мы не были близкими друзьями, просто хорошими знакомыми с достаточно теплыми отношениями. Последний раз виделись в Саратове года 2-3 тому назад.
У меня, как и всех людей, хорошо знавших Гришу, было немало примеров, когда мы направляли к нему людей с травмами, и он их совершенно безвозмездно оперировал, при том что операции были довольно дорогостоящие, пациенты, возможно, никогда не смогли бы себе их позволить.
И он постоянно находился в состоянии перегрузки, потому что делал гораздо больше, чем у него как у врача, как у человека могло получаться. Наверное, эта перегрузка и не дала ему позаботиться о самом себе в той степени, в какой это было необходимо.
Буквально за 2-3 дня до того, как его госпитализировали уже в состоянии комы, он был бодрый и жизнерадостный, и ничто не предвещало такого печального развития событий.
Запомню его я хотя и жизнерадостным, но всегда с очень грустными и усталыми глазами. Он практически никогда не отдыхал.
Старался вернуть людей в спорт
Олег Хорпяков, друг и пациент
Мы познакомились больше 10 лет назад. Григорий был был моим земляком, коллегой по спорту, а потом стал еще и моим врачом. Когда с ним более плотно столкнулся на стезе лечения, узнали друг друга получше, то я считаю, стали и друзьями. Я надеюсь, что он меня тоже считал другом.
Общались меньше, чем хотелось бы, один–два раза в год. Но он был очень занятым человеком и не мог уделить столько времени, сколько все хотели бы.
Времени у него всегда не хватало, но он всегда с удовольствием отвечал на вопросы, консультировал, подсказывал, рассказывал.
Он был очень искренним человеком. Наверное, это было его самое главное качество. И желание помочь — он хотел помочь всем. И не просто помочь, вылечить. У него задача всегда стояла больше — он старался вернуть людей обратно в спорт. Он понимал, что нам, спортсменам, нужно, на что мы способны ради того, чтобы вернуться. И не просто вернуться, а вернуться здоровыми, чтобы побеждать и покорять всевозможные пьедесталы.
Поэтому он старался всегда объяснить и рассказать, что произойдет в таком случае, а что в таком. Всегда давал альтернативу: «Давай сделаем так, получится такой результат. Рискнем так, может получиться вот так».
И говорил четко — либо ты ходишь, либо лежишь; либо работаешь, либо не встанешь. Это для спортсменов понятный жесткий язык. А для обычных людей, возможно, это было немного жестко.
Он всегда говорил так, как думал. Был искренним человеком. Он не уговаривал, а ставил перед фактом.
Он меня оперировал 23 июня, 24 июня я пообщался с ним по телефону, он сказал, что нужно дальше делать. А 1 июля у него случился инсульт. Для меня это очень сильный удар.
В прошедшие выходные он должен был приехать в Воронеж к родителям. И я тоже планировал с ним встретиться. До сих пор не могу понять и осознать.
