Минздрав организовал горячую линию по вопросам коронавируса для онкологических больных, рассказал РИА Новости главный внештатный онколог министерства, генеральный директор НМИЦ радиологии Андрей Каприн.Он отметил, что линию создали по инициативе главы Минздрава Михаила Мурашко.”Запускаем чуть меньше чем через час <…> Это линия, которая назрела, потому что у многих наших пациентов есть вопросы по иммунному статусу, потому что иммунитет у них снижен”, — рассказал Каприн.Телефон горячей линии — 8-800-444-31-02.
Каприн отметил, что среди онкологических больных высокая смертность и их нельзя оставлять без помощи. Это не плановые больные и прерывать химиотерапию нельзя, подчеркнул он.При этом, по словам онколога, важно, чтобы таких пациентов вел настоящий специалист.”Некоторые симптомы — повышение температуры и кашель — могут возникнуть при онкологических заболеваниях и при достаточно токсическом воздействии некоторых химиопрепаратов. Так называемые токсические пневмониты — это не пневмония, а временно происходящая с пациентом во время токсического воздействия препарата ситуация”, — пояснил Каприн.Всемирная организация здравоохранения 11 марта объявила вспышку новой коронавирусной инфекции COVID-19 пандемией. По последним данным ВОЗ, по всему миру заразились свыше 465 тысяч человек, 21 тысяча умерли.В России зафиксировано 1036 случаев заражения коронавирусом, при этом 703 — в Москве. Выздоровели 45 человек, трое умерли. Последние данные о ситуации с COVID-19 в России и мире представлены на портале стопкоронавирус.рф.
Врачи НМИЦ онкологии имени Блохина сообщили о низком качестве российских дженериков, применяемых в центре для противоопухолевой терапии. Среди претензий к отечественным лекарствам — побочные эффекты и слабая эффективность
Фото: Василий Кузьмиченок / ТАСС
Руководство Национального медицинского исследовательского центра (НМИЦ) онкологии им. Н.Н.Блохина уверено в низкой эффективности и отсутствии доказательств безопасности нескольких российских дженериков, применяемых при противоопухолевом лечении и сопроводительной терапии.
Это следует из докладной записки, датированной декабрем 2019 года и подписанной заместителем директора НМИЦ по научной и лечебной работе Светланой Варфоломеевой. Она была направлена в ответ на запрос профильного издания «Фармвестник» (есть у РБК).
Подлинность записки РБК подтвердили в пресс-службе НМИЦ, пояснив, что это внутренний документ, в котором выражено отношение лишь к некоторым применяемым препаратам и проблемам, которые существовали до июня 2019 года. В пресс-службе также добавили, что эту докладную записку с жалобами на качество препаратов НМИЦ направил в Минздрав, Росздравнадзор и президенту Национального общества детских гематологов и онкологов Александру Румянцеву.
Какими препаратами недовольны в НМИЦ
Варфоломеева в записке указывает, что для лечения злокачественных опухолей используются как импортные препараты, так и российские аналоги, но из-за увеличения потока пациентов «с солидными опухолями» возрастает потребность в высокоэффективных и безопасных лекарствах. Варфоломеева не приводит в тексте торговые наименования и производителей некачественных лекарств, указывая только их действующее вещество. Всего она называет 14 действующих веществ, среди них цисплатин, дактиномицин, иринотекан и другие.
В России, согласно государственному реестру лекарственных средств, зарегистрировано несколько торговых наименований на каждое из упомянутых в записке действующих веществ. Это препараты фармкомпаний «Верофарм», АО «Фармасинтез-Норд», «Новартис», АО «ОНОПБ», Teva, ООО «Фрезениус Каби» и других.
При этом, как следует из письма Варфоломеевой, есть претензии к качеству лекарств и самого НМИЦ. Дело в том, что у ряда перечисленных в записке веществ стоит приписка «РОНЦ». Она, если исходить из госреестра, указывает на НМИЦ имени Блохина как на юридическое лицо — владельца регистрационного удостоверения.
К примеру, применение доксорубицина-РОНЦ в дозе 75 мг/м2 у 12 пациентов при саркомах костей и мягких тканей вызвало побочный эффект уже в начале лечения. Использование российского дженерика винкристина—РОНЦ после двух-трех введений препарата в дозе 1,5 мг/м2 вызвало нарастающий нейротоксический эффект. Экономические потери от коррекционной терапии, указано в записке, увеличивают расходы на лечение и удлиняют интервалы между курсами химиотерапии и в конечном счете влияют на результат лечения.
Претензии у НМИЦ есть также к российскому дженерику ондасетрон, при введении стандартной дозы которого у 80% пациентов сохраняется тошнота; кроме того, повторные введения «не дают эффекта» и вызывают электролитные нарушения.
В записке Варфоломеева отмечает, что при смене российского аналога с действующим веществом темозоломид на препарат американского производителя MSD был достигнут положительный эффект у пяти пациентов с саркомой мягких тканей и костей. Отсутствует опыт применения у детей до пяти лет у другого отечественного дженерика для лечения саркомы мягких тканей с действующим веществом иринотекан, поэтому применение импортного препарата с аналогичным веществом для таких пациентов «является безальтернативным выбором», отмечается в записке.
Стали ли закупаться нужные препараты
В ответ на запрос РБК пресс-служба НМИЦ имени Блохина сообщила, что в сейчас при поддержке Минздрава и руководства центра «все обозначенные в тексте вопросы разрешены». «Закупаются препараты по торговым наименованиям для пациентов, которые в этом нуждаются. Дети получают только качественные лекарственные препараты», — заявили в пресс-службе, добавив, что в центре отечественные лекарства «успешно используются».
По мнению президента Всероссийского общества онкогематологии «Содействие» Лилии Матвеевой, лекарственный препарат вне зависимости от того, оригинальный он или нет, должен назначаться по индивидуальным показаниям.
«Есть дженерики, которые плохо переносятся и вызывают больше побочных реакций, но неэффективных дженериков нет. При этом есть препараты, побочные действия которых нельзя скорректировать — в таком случае нужно делать подбор с меньшей реакцией, — объяснила РБК эксперт. — Если препарат-дженерик неэффективен или токсичен в отличие от оригинального препарата, то Росздравнадзор должен изъять его серию». По словам Матвеевой, в случае неэффективности препарата необходима врачебная комиссия, которая коллегиально сможет сменить препарат или заменить его на оригинальный.
На днях, как сообщал РБК, Минздрав направил в регионы письмо, в котором разъяснил порядок закупки и назначения лекарств по торговому наименованию. Как объяснила РБК автор письма директор ведомственного департамента Минздрава Елена Максимкина, в случае назначения врачебной комиссией препарата конкретного наименования заказчик в лице больницы или регионального минздрава должен это лекарство закупить. Сейчас же зачастую лекарства закупают исходя из действующего вещества, а не индивидуальных показаний пациента.
Александр Бочаров заболел саркомой, когда учился в 11-м классе – играл в любимый футбол и получил травму колена, которая спровоцировала рост костной опухоли. «Правмир»делал с ним большое интервью о борьбе с болезнью, любви, потере близкого человека – в больнице он познакомился со своей первой супругой Анной, она тоже болела саркомой и умерла через 2 года после свадьбы.
Сейчас Александр женат во второй раз, воспитывает троих детей и руководит организацией «Содействие больным саркомой». Для этих людей одно из самых сложных решений – операция по ампутации больной ноги или руки. Бочаров помогает им принять неизбежное и жить дальше, тем более что современный протез – это практически собственная нога.
Александр с женой Юлией. Фото: Yulia Bocharova / Facebook
19-летний Александр Бочаров, конечно, не был готов к ампутации левой ноги. Он старался избегать этой темы и менял врачей, как только те начинали говорить про операцию. С юношеским максимализмом и пафосом Александр заявлял маме, что хочет, опустив голову, видеть оба ботинка.
К тому моменту он уже несколько лет боролся с остеосаркомой. В левую ногу вместо сустава, который пришлось удалить вместе с опухолью, ему поставили эндопротез — искусственный сустав, но, как это часто бывает, возникло инфицирование. Пока врачи боролись с инфекцией, случился рецидив опухоли, она поразила больший участок, появились метастазы в легких, и ампутация ноги, причем на достаточно высоком уровне, была уже вопросом жизни, а не желания. К тому же опухоль росла и доставляла сильную боль.
— Опухоль была уже таких размеров, что она не помещалась в мой ортез, который держал ногу без сустава, поэтому несколько месяцев я мог только лежать. Когда сказали, что будет ампутация, я подумал: «Слава Богу», — рассказывает Александр.
Сразу после операции он почувствовал облегчение. Год ходил на костылях, а потом попросил самый простой в использовании протез, чтобы как можно быстрее научиться им пользоваться.
— Давай сделаем тебе получше? — предлагали врачи.
— Нет, я хочу, чтобы встал и пошел. Чтобы дорогу можно было перейти, пока горит зеленый свет светофора.
Первый протез Александра был по сути палкой, сгибающейся в области колена, и как научился он ходить на этой палке — неправильно, резко — так и продолжает ходить неправильно уже на суперсовременном протезе за три миллиона рублей. На самом деле была еще одна причина, почему Бочаров не думал о качестве протезирования — три года после операции, до 2010-го, он был пациентом паллиативного отделения.
Сейчас у Александра современный электронный протез
— Прогноз неблагоприятный, я скоро умру, зачем мне этот протез? Я такие соображения никому, конечно, не озвучивал, особенно маме. Пока я занимался метастазами в легких. И в принципе, так как я уже на костылях адаптировался и так как мне убрали основной источник боли и дискомфорта, для меня это уже была свобода.
Я жил в 60 километрах от Москвы, в деревне, но при этом на этих костылях ездил в Москву — идти мне 400 метров до остановки, потом ехать полтора часа в автобусе, потом эскалаторы, метро, час пик. Сначала я просил друзей сопровождать меня, потом подумал, что они же не могут быть постоянно со мной, у них свои дела, а мне надо справляться самому. Иногда в метро в час пик меня толкали, я падал. Правда, не всегда помогали подняться. Сначала меня это удивляло, а потом я спокойно стал к этому относиться — у каждого свое видение проблемы.
Когда, вопреки прогнозам, Александр Бочаров вошел в ремиссию, друзья-благотворители помогли ему купить электронный протез. Еще через несколько лет он получил протез от государства.
— Когда тебе дают протез, кажется, что все просто — наденешь и пойдешь, ты же раньше ходил, знаешь, как это делать на двух ногах. Но оказывается, здесь давит, тут жестко, там неудобно, и тогда ты думаешь — на нем стоять-то невозможно, как на нем ходить вообще? — рассказывает Александр. — Потом протезисту говоришь, где тебе мешает, и он исправляет эти моменты, потому что иначе будет постоянно натирать и образуется рана на культе. Дальше учишься ходить: сначала брусья, ты вдоль них ходишь с двумя опорами, тебе рассказывают, как ставить ногу, как плечи держать. Лучше это делать перед зеркалом, потому что мозг автоматически идет по пути наименьшего сопротивления — протезом ты неосознанно делаешь короткий шаг, а своей ногой длинный. Надо мозг переучивать.
Настройка протеза
Все зависит от того, насколько человек хочет научиться ходить, говорит Бочаров. Кто очень хочет, может освоить протез за месяц, кто ленится, как он, тому нужно больше времени, а кто-то совсем отказывается от протеза или использует его возможности по минимуму, в основном передвигаясь на костылях, потому что считает, что не справится.
— Вообще научиться ходить на протезе — это как научиться ездить на велосипеде, не нужна ни физическая подготовка особенная, ни особые усилия. Нужно понять технику и научиться держать баланс, но, конечно, лучше, когда занимаешься с реабилитологом и поддерживаешь в тонусе не только мышцы ампутированной ноги, но и все тело, — рассказывает Александр.
Государство предоставляет бесплатно два протеза — для душа и основной, основной можно менять раз в три года. В случае с онкологическими больными государство оплачивает дорогой электронный протез, только если человек пять лет прожил в ремиссии. Почему именно такая цифра, Бочаров не знает, ведь рецидив может возникнуть и на шестой год. Неэлектронные, которые тоже очень активны, но стоят до миллиона рублей, можно получить сразу.
Протез ноги — модульная конструкция, то есть состоит из нескольких частей: стопа, она компенсирует нагрузку на спину, смягчает удары, потом голень, коленный модуль и культеприемная гильза, которая уже крепит протез к культе. Есть еще поворотный модуль, удобная, маленькая, но очень дорогая штука. За счет этого можно подогнуть ногу под себя или, наоборот, поднять на уровень рук, чтобы, например, завязать шнурки. Выглядит не очень приятно, поэтому Александр всегда предупреждает, когда собирается это сделать. Устройство культеприемной гильзы позволяет носить протез неограниченное количество времени. Ощущение, говорит Бочаров, такое же, как когда долго ходишь в обуви — теоретически в ботинках можно даже спать, но какое облегчение чувствуешь, когда снимаешь их после долгого дня.
Настройка протеза
Современный электронный протез — это практически собственная нога. Он, конечно, стоит, как дорогой автомобиль или однокомнатная квартира в недалеком Подмосковье, зато почти полностью обеспечивает качественную жизнь, только получить его непросто — придется как минимум сразиться с бюрократической машиной. Чтобы государство оплатило протез за три миллиона, Бочаров прошел повторное медицинское освидетельствование и подтвердил инвалидность.
— Несмотря на то что у меня есть все документы, там проверили все, вплоть до того что измерили рост, объем груди. Они выясняют, насколько он тебе нужен, так как есть определенные показания и противопоказания, и они парадоксальны, — рассказывает Александр. — На электронном протезе легче и безопаснее ходить, ему можно больше доверять, это позволяет снизить нагрузку на здоровую ногу, позволяет активнее ходить по лестницам и тратить на это меньше энергии. И наоборот, чтобы ходить на неэлектронном протезе, нужен определенный навык, там идет сильная нагрузка на суставы, перекос по спине, поэтому возникают проблемы с позвоночником и сердечно-сосудистой системой. А по закону человеку, у которого и так уже есть проблемы с этим, положен протез, на котором тяжело ходить.
На своем электронном протезе Бочаров передвигается без проблем. Более того, сейчас у него сломана нога, поэтому протез берет на себя основную нагрузку. Александр надевает его с утра, как только просыпается. Чтобы умыться, наклоняется над раковиной, зафиксировав положение коленного модуля так, как если бы это была его собственная коленка. Он спускается и поднимается по лестнице, ходит в походы в горы, ездит на велосипеде, катается на коньках, серфит и занимается фехтованием.
Александр на тренировке
В ответ на вопрос, что нельзя делать, если у тебя протез ноги, Александр смеется:
— Не знаю, придумайте что-нибудь. Мне ничего в голову не приходит.
Протез имеет несколько режимов работы, например, базовый, йога, эллипсис. Менять их можно с помощью приложения в телефоне. Раз в пять дней протез нужно заряжать, выглядит это достаточно футуристично — светящаяся синим нога, подключенная к розетке. Сам Бочаров сравнивает этот процесс с зарядкой электромобиля. Обычно он ставит протез заряжаться на ночь, но иногда может подзарядить «ногу» от прикуривателя в машине.
Подзарядка протеза в машине
А недавно Александр встал на беговой протез:
— Нельзя передать эти ощущения, когда ты 12 лет не прыгал и не бегал. Я забыл, как прыгать на двух ногах, сначала мне даже помогали — держали за руки. Прыгаешь как дурачок и не можешь остановиться, набегаться, напрыгаться. Я же раньше, как Форест Гамп, всегда бежал. Такое счастье было снова испытать эти ощущения.
Еще 10 лет назад, когда Александр шел по улице в шортах и светил новеньким механическим протезом, люди оборачивались и едва не показывали пальцем. Сейчас человеком с протезом руки или ноги никого уже не удивишь, но даже в те не самые простые времена у Александра не было главного, что мешает жить полноценно, — синдрома инвалида.
— Я не ощущал себя инвалидом благодаря моим друзьям. Невзирая на то, что я был на химии, без волос и ресниц, на костылях, прятался от солнца, они проводили со мной время и прекрасно справлялись с тем, чтобы меня никто не пнул, не толкнул в толпе. Без сожаления, без жалости, они относились спокойно к моей болезни, а о помощи зачастую не надо было даже просить — они сами видели, что мне нужно, — рассказывает Александр.
Если подопечным организации «Содействие больным саркомой» не так повезло в жизни, ее руководитель Александр Бочаров сам становится для них позитивным и жизнерадостным другом. Он ездит в больницы, часто по приглашению врачей, и всем, кто боится и оттягивает неизбежное, на своем примере показывает, что с протезом можно жить.
С протезом Александр Бочаров ведет активный образ жизни
— Некоторые настолько боятся ампутации, что 15 лет мучаются с этими инфекциями, врачи кульбиты делают, пытаются сохранить ногу, а она уже нормально не функционирует. Одна девушка так 14 лет жила, потом все-таки решилась на операцию, причем ей ампутировали ногу с вычленением бедра из таза. Протезист спрашивает меня через какое-то время, где она, почему не приходит делать протез. А ей некогда, нога ей не мешает, она зажила — конкурсы красоты для инвалидов, мероприятия разные, у детей олимпиады.
Для своих детей Александр придумал историю — говорит, что пират. Сын-второклассник доказывает друзьям, что папа воевал на море, сражался с Саркомотом, тот его ужалил, другой пират наступил на ногу. А крови много было? — спрашивают дети. — Много! — отвечает, — но потом доктор на корабле все зашил.
С детьми. Фото: Yulia Bocharova / Facebook
— Детям вообще очень нравится, и взрослым иногда удобно. У нас деревня небольшая, и вот я стал свидетелем, как внук пытался отпроситься у бабушки на футбол, а она его, наоборот, загнать домой. Когда ее аргументы, почему не надо играть в футбол, закончились, она придумала: «Вон Бочаров тоже в футбол играл, ему ногу отрезали». Но я не обижаюсь на такое, конечно. Что обижаться?
Автор: Наталья Костарнова Фото: Анна Гальперина, Александр Бочаров / Facebook
МОСКВА, 7 мая — РИА Новости. Дмитрий Медведев на заседании правительства сообщил, что скоро подпишет документ, упрощающий правила признания людей инвалидами.По словам премьера, сократятся сроки и упростится процедура освидетельствования.Этот вопрос обсуждался во время встречи с представителями общественных организаций инвалидов, добавил он.
“Будем поэтапно переходить к электронному обмену документами, которые при этом оформляются. Так, чтобы просто инвалидам было проще, не нужно было ходить по инстанциям, не нужно было какие-то дополнительные бумаги собирать и все можно было делать через портал государственных услуг”, — пояснил председатель правительства.
В апреле правительство расширило перечень заболеваний, в связи с которыми можно получить инвалидность. В обновленный список попали синдром Дауна, цирроз печени, слепота, глухота и другие.Сейчас для оформления инвалидности нужно получить направление на медико-социальную экспертизу (МСЭ), собрать нужные документы и пройти осмотр. Если заявителю присвоят группу инвалидности, то специалисты Бюро МСЭ выдадут соответствующую справку и индивидуальную программу реабилитации. Если Бюро МСЭ отказалось оформить инвалидность, заявитель может в течение тридцати дней обжаловать это решение. Инвалиды первой группы проходят переосвидетельствование раз в два года, второй и третьей – раз в год.Всего в стране проживают около 12 миллионов инвалидов, из которых 651 тысяча — дети.
Российские онкоортопеды не только заимствуют высокотехнологичные разработки зарубежных коллег, но и внедряют собственные инновации. Об этом рассказал один из организаторов научного заседания «Восточно-Европейской группы по изучению сарком» в рамках Евразийского ортопедического форума, советник директора ФГБУ «НМИЦ радиологии» Минздрава России, академик РАН Мамед Алиев.
– Мамед Джавадович, онкоортопедия занимается диагностикой и лечением опухолей опорно-двигательного аппарата, в том числе сарком костей и мягких тканей. Сколько специалистов в России объединяет это направление сегодня? Существуют ли кадровые проблемы?
– Действительно, это редкая патология, требующая мультидисциплинарного подхода, то есть подготовки специалистов не только в области онкологии и ортопедии, но и сосудистой хирургии, нейрохирургии, неврологии и многих других. Десять лет назад нами создано профессиональное сообщество «Восточно-Европейская группа по изучению сарком», в которую входят девять российских клиник в Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Томске, Иркутске, Новосибирске и других городах. Все они прошли аудит оснащенности и подготовленности специалистов, были проведены мастер-классы. Специалистов и клиник хватает. Лечение везде проводится по международным протоколам и стандартам. Сложные случаи обсуждаются на видеоконференциях.
Вообще этой патологией не должно заниматься много специалистов. В Германии, например, всего пять клиник, где лечат саркомы костей и мягких тканей, в Берлине, Мюнстере, Гамбурге, Франкфурте и Мюнхене. И это неслучайно: требуется высокая квалификация, постоянный тренинг специалистов и правильная маршрутизация пациентов.
– По вашим наблюдениям, насколько интересна молодым специалистам онкоортопедия? Стремится ли молодежь в эту сферу?
– Онкохирургия отличается сложностью во всех локализациях, будь то абдоминальная, торакальная, онкоурология, онкогинекология и онкоортопедия в том числе. В современном обществе молодежь стала очень прагматична. Однако всегда остается какой-то процент «романтиков», не ищущих легких путей. Их немного, поэтому подготовленные специалисты в этой области – «товар штучный». Но этого подхода требует и сама дисциплина.
– В чем главные особенности и отличия онкоортопедических оперативных вмешательств от операций в ортопедии и соответственно, какие дополнительные знания и навыки необходимы онкоортопедам?
– Молодые люди, выбравшие эту специальность, должны понимать, что им придется осваивать не только азы онкологии и ортопедии, но и обязательно сосудистой хирургии, потому что любая онкологическая операция начинается с обработки сосудистых коллекторов. Специалисты, занимающимся опухолями позвоночника, помимо онкологии и вертебрологии должны знать основы нейрохирургии и неврологии. Поэтому подготовка специалистов в области онкоортопедии – очень многосложный труд.
– Расскажите о наиболее важных практических достижениях в области российской онкоортопедии : успехах в лечении тех или иных патологий, уникальных операциях, внедрении нового оборудования и медицинских изделий?
– Онкологическая ортопедия – одно из прорывных направлений не только в онкологии, но и в медицине вообще. Сегодня выживаемость больных с первичными опухолями костей и мягких тканей достигает у взрослых 72%, а у детей – 80%. При этом органосохраняющее лечение приходится на 85% у взрослых и на 93% у детей. У больных онкопатологией позвоночника 95% опухолей – метастатические. Однако успехи химиотерапии позволили онкоортопедам уменьшить инвалидизацию этих больных и повысить качество жизни.
– Насколько сильна российская онкоортопедия по сравнению с зарубежными школами?
– За последние 10 лет существования профессиональной ассоциации нам удалось не только экстраполировать высокотехнологичные разработки зарубежных коллег, но и внедрить собственные инновации. Это эндопротезирование при опухолях редкой локализации, использование аддитивных технологий, 3D-принтинг для изготовления уникальных эндопротезов таза. Оригинальными являются индивидуальные шкалы прогнозов для пациентов с метастатическим поражением скелета. В зависимости от онкологического прогноза подбирается индивидуальная тактика лечения под каждый клинический случай.
– Взаимодействуют ли российские онкоортопеды с коллегами из других стран? По каким направлениям ведется сотрудничество?
– Как уже следует из названия «Восточно-Европейской группы по изучению сарком», мы тесно сотрудничаем с коллегами из стран СНГ. Саркомная группа входит в экспертный совет EMSOS и ISOLS – это международные профессиональные организации, занимающиеся вопросами онкоортопедии. На всех ежегодных конференциях наши специалисты выступают модераторами и делают доклады о достижениях в онкоортопедии в России. Также и зарубежные коллеги являются постоянными участниками наших конференций.
– Проводят ли российские специалисты научные исследования в области онкоортопедии?
– Проводятся фундаментальные исследования совместно с НИИ канцерогенеза, лабораториями МГУ. В МНИОИ им. П.А. Герцена – филиале НМИЦ радиологии – совместно с Институтом металлургии и материаловедения им. А.А. Байкова РАН и факультетом наук о материалах МГУ им. М.В. Ломоносова активно разрабатывается новая медицинская технология 3D-печати персонализированных функционализированных костнозамещающих имплантатов (КЗИ). В области замены костного дефекта созданы два принципиально различных подхода для прототипирования: экструзионная печать и стереолитографическая печать. Задача медиков: проверить материал на биосовместимость с живыми клетками, нетоксичность, скорость рассасывания искусственного материала в кости, соотношение макро- и микроразмерных пор, механическую прочность конструкции, которая должна быть достаточной для поддержания структуры костной ткани в переходный период. Такой имплантат можно будет заряжать нужными препаратами и свойствами. Технология 3D-принтинга функционализированных КЗИ будет востребована в онкологии для пациентов с первичным или метастатическим поражением костной ткани, в травматологии, ортопедии, челюстно-лицевой хирургии для замещения костных дефектов разного генеза (травмы, пороки развития и др.) и предотвращения развития у них инфекционных осложнений.
– Как обстоят дела с оборудованием и медицинскими изделиями, необходимыми в работе онкоортопедов? Оно зарубежное или российское?
– Сегодня все необходимое нам оборудование – от зарубежного производителя, но мы, как и все, ждем отечественного.
– Какие задачи наиболее остро стоят перед российскими онкоортопедами?
– Основные задачи – создать канцер-регистр пациентов с саркомами и наладить маршрутизацию пациентов по сертифицированным клиникам. Это должно улучшить окончательный результат лечения и помочь избежать профессиональных ошибок, которые, к сожалению, неизбежны.
– Почему такие мероприятия, как ЕОФ, важны для онкоортопедов? Какие темы из области онкоортопедии, на ваш взгляд, необходимо поднять на Евразийском ортопедическом форуме и почему?
– Как и любая конференция, ЕОФ служит созданию коллаборации специалистов в области онкоортопедии в том числе. Плюс ко всему хотелось бы послушать коллег из регионов, надеемся услышать об отечественных инновациях в нашей области.
